О квотах на украиноязычную музыку в радиоэфире высказались все. И собственники радиостанций, и юристы, и уж тем более сбившиеся в стаю по этому поводу сбитые летчики от украинской музыки. Сегодня закон 3822-д принят, и теперь я расскажу, где мы промахнулись и во что эта норма выльется в ближайшей перспективе.
Впервые с квотами на украинскую музыку я столкнулся в 2007-м году, когда на киевской музыкальной FM-радиостанции занимал должность музыкального редактора. Выполнял всего несколько функций, если быть точным. Потому что за музыкальную политику радиостанции в целом тогда отвечал ставленник собственника — специальный человек, которого никто никогда ни разу не видел. Раз в неделю он присылал мне порцию новых треков с метками, соответствующими той или иной категории в музыкальной базе. Мне же оставалась только добавить эти треки в базу и работать с ними, день за днем создавая уникальные плейлисты.
Стоит сказать, что до введения квот десять лет назад в нашем эфире всегда присутствовала украинская музыка. В некотором роде радио даже делало на нее ставку, выделяя новые украинские песни соответствующим джинглом. Каждый час в эфире звучало две-три песни украинских артистов.
По задумке, после введения 50% квот украинской музыки в эфире должно было стать в разы больше. 50% — это плюс минус семь песен в час, против двух-трех — заметная прибавка. Но этого не произошло. Во многом потому, что нечего было прибавлять. Фактически, конечно, было чем. Много всякого музицирования рождает современная Украина. Но не станешь же ты есть что попало, только потому, что тебя об этом очень попросили. Эту позицию во все времена разделяли собственник радиостанции и слушатель.
С другой стороны был принят закон, а значит, пришлось выкручиваться. И это получилось. Решение заключалось в том, что не все 24 часа в сутках на радио являются слушаемыми. Это значит, требование властей можно было удовлетворить в самое непривлекательное для аудитории время, чтобы прайм-тайм остался удобоваримым. Тогда в законе не говорилось о равномерном распределении песен в течение дня.
Таким образом, у нас появилась новая программа. Целых семь часов. Но только ночью. Эта программа называлась «Только украинская музыка», начиналась в 00:00 и заканчивалась в 6:00. Так из двенадцати необходимых «украинских» часов шесть мы делали в одной пачке, а остальные шесть равномерно распределяли в течение дня, что оставило нам возможность играть днем все те же три-четыре украинские песни, а не семь-восемь, как того требовало законодательство. Так одним махом радиостанция покрыла до 30% квоты без особых потерь аудитории. Потому что преимущественная часть аудитория музыкальной радиостанции всегда сосредоточена с утра до позднего вечера.
И даже если предположить, что среди киевлян могли быть те, кто с радостью слушали бы только украинскую музыку, трудно поверить в то, что кто-то это действительно слушал. Потому что, как я уже и сказал, новых артистов в плейлистах не прибавилось. А вот новых песен «своих» артистов стало в разы больше. Например, если до введения квот в базе было пять песен Океан Эльзы, то после введения квот добавилось еще четыре. Таким образом, один и тот же артист повторялся раз в два часа, а иногда даже и раз в час. Но самое интересное то, что следующая ночь ничуть не отличалась от предыдущей. Эта программа была отмазкой.
Мало ли что требует законодательство? Радио-бизнес отреагировал на новую норму как на негативный фактор извне и нашел уловку. И в этом нет ничего удивительного, если понимать украинский бизнес и украинское государство как конкурирующие элементы в сфере услуг. Просто представьте, как подобное происходит в налоговой сфере, или в любой истории с началом предпринимательской деятельности. Понятная схема. Государство внесло помеху в работу частного бизнеса — частный бизнес защитился, как сумел. Это вовсе не значит, что контролирующие органы были удовлетворены выходками радио. Но, как всегда, небольшие конверты на крупных радиостанциях, и скромные фуршеты на маленьких, это недоразумение раз за разом консервировали.
Однако мое воспоминание — лишь одна часть из истории такого увиливания и попыток конкурентной борьбы. Конечно, радио-бизнес имеет куда больше схем и путей отхода. Разумеется, и сейчас, после принятия закона 3822-д радио сделает все, чтобы обхитрить государственную машину. Получится ли сразу, это другой вопрос. Во всяком случае, новый закон написан с оглядкой на старые схемы, здесь власть учла печальный опыт прошлых лет.
Но суть проблемы далеко не в этом. А в том, что если еще несколько лет назад радиостанции имели возможность хитрить и оставаться в струе через подкуп и всякое экономическое лобби, сегодня им не остается ничего, кроме как подчиниться.
И вот в этом месте, где возникает вопрос «кому?», и начинается самое интересное.
Название ему — «Национальный совет по вопросам телевидения и радиовещания». Это именно тот орган, который в последние годы сильно отличился запретами и угрозами в адрес телеканалов, позволяющих себе хоть на шаг отступить от той линии, которую власти понимают как «патриотическую». Это тот орган, который критикуют за ограничение свободы слова в Украине. В первую очередь потому, что прикрываясь войной и национальным интересом, Нацсовет последовательно, шаг за шагом квитается со всяким, кто отдает душком прежней власти, выкладывая при этом на закон мощный болт.
Сегодня Нацсовет выступает за расширение полномочий и всячески стремится к получению заветной карательной функции. Таким образом, главная проблема закона 3822-д не столько в том, что он подразумевает, сколько в органе, на который возложен контроль над выполнением радиостанциями новых требований. Опасность закона 3822-д — в легитимизации репрессий.
Вспомните, когда несколько месяцев назад вы обрушились с критикой законопроекта, тогда все внимание было сосредоточено на идиотии министра Кирилленко. А теперь вуаля! Шлепает радиостанции, журит и отбирает лицензии, когда те проявляют неуважение, увы, не министр-идиот.
Вспомните свои контраргументы, которые звучали тогда в адрес министра, и засуньте их себе обратно. Потому что тадааам — дело не в 35% украиноязычного джаза или хауса, которого нет, а в бенефициарах и лояльности к власти. Таким образом, после принятия закона 3822-д нахуй пойдет не тот, у кого меньше 35%, а тот, у кого рыло в россиюшке и тот, кто выебывается в своем несогласии с политикой президента. Вот тут-то каждый свое и насчитает. Только уже не на фуршетах рассевшись, а прижавшись к стене. Засуньте обратно и аргумент об опыте других стран. Потому что в других странах радио может быть уничтожено только по факту нарушения закона, а не потому что 40% акций принадлежит мужику из Питера.
Этот закон стал возможным во многом потому, что критики инициативы несколько месяцев громко ныли о цифрах — о риске потерять аудиторию и, как следствие, прибыль, о количестве украиноязычных песен. В то время, когда стоило хотя бы частично углубиться в природу фашисткого и нечеловеческого намерения, чтобы проявить более существенные негативные последствия, чем страдания музычки через боль радиоприемничка.
Принятие закона 3822-д — это следствие перепалки с претензией на убедительность. Однако убедительность решает в публичной дискуссии, а не в перепалке. В дискуссии, которой не было. Зато был звериный махач и лай между государством и бизнесом.
И толку с того, что в этой схватке последних лет, с активизацией в последние месяцы, нам всегда было видно насколько государство охуело? Тольку с того, что мы видели, как бизнес привстал и попытался ответить? Если на сегодняшний день победа за репрессивной машиной.
Единственное, чего бы мне сегодня хотелось, так этого того, чтобы процесс не затухал и развивался. Чтобы как можно скорее увидеть захлебнувшееся собственными каловыми массами государство. Пусть даже на фоне кровоточащих ран бизнеса. Чтобы в первую очередь сдох Насцовет с его фашистскими замашками, а потом министерство культуры, чтобы сдохло радио в таком его виде, чтобы сдохли движения сбитых летчиков и импотентов от украинской музыки. Пока все эти ребята друг друга не сожрут, ничего нового не случится.
А когда сожрут, тогда на сцену выйдем мы.